ИВАНОВ-ЖЕЛУДКОВ В.
РУССКОЕ СЕЛО В МАЛОЙ АЗИИ
Русский вестник, № 6. 1866
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty ... v/text.htm(выдержки)
И пошли. Храброе войско кубанское пошло берегом, с пушками, со знаменами — у нас и пушки, и знамена и пононе целы в селе, в соборной церкви, а женский пол, и дети,и старики на судах поехали и поддались турецкому царю. А турецкий царь, приняв Игната с честью, сказал ему: выбирай во всем моем царстве какую хочешь землю под казаков и садись на ней. Податей с казаков царь не взял и до сих пор не берет, за то мы на войну ходим, и за то нам честь и слава по всей Европии.
— И на Русских тоже ходите? загнул я, будто не зная их подвигов.
— У какого царя живем, Василий, тому и служим, верой и правдой казацкой, по чести, без лжи и измешны Таков наш закон от Игната, и так в его книге написано. За то у нас и хверманы (фирманы) от всех царей и от всех садразамов (великих визирей) есть, и похвалы от всяких апашей, на весь свет наше войско прославилось. В эту войну Инглизы 4 с нас даже патреты машиной посымали.
— Ну, значить, вы живете у Христа за пазушкой.
— Нет, Василий, не хорошо ноне наше житье, обиждают нас крепко. Землю у нас поотымали,
земли у нас теперь хичь 5 нет. Кругом чифликеи 6 всякие Турки да Греки позавели и нашу землю под себя подписали, а мы живем по царскому слову:
судимся, судимся, а толку все нет. Садык-паша 7 тоже нас обиждает, хочет, чтоб мы
в аскеры (солдаты) подписались, чтоб и в мирное время служили у него с его Поляками,
а мы не хотим под него подписываться, потому мы природные казаки, от казацкого корене идем, Когда розмир (война), так мы на войну, а мир, так мы рыбалимъ. А царь теперь [421] новый, а апаши около него все новые, стариков нет, никто нас не знает, пропадает наше славное войско кубанское. И народ тоже у нас поодичал, ученых людей нет. Как Дема атаман умер, так и ученых нет.
...
- А ты знаешь, что наше село Бин-Эвле? Было бы оно Бин-Эвле, да Бог не попустил по грехам нашим; покарал Он нас за нашу неправду. Сидели мы наперво, годов пятьдесят тому, на Дунавце, — я тебе все по тонку энто разкажу, — сидели мы на Дунавце, только там было нам непокойно. Одно, Москаль 8 подступает все ближе да ближе, а другое, от хохлов окаянных житья нет. Там у них энто Сечь их была, тоже значить от Москаля и они ушли, народ буйный, разбойник народ, злятся бывало на вас, что мы старую веру держим, и что хозяйство у нас хорошее, та воюют с нами. Бои такие бывали что только Господи упаси. Старики и приговорили, уйдем дальше от Москаля и от запорожцев, и подали разувал, 9 садразам (великий визирь) говорит: садитесь, говорит, где хотите.
...
Так-то все понятия и о Европе, и о России переходят к беднякам через турецкий язык. И все это без какого-нибудь особенного старания Порты. Порта вовсе и не мешается в их дела, Порта не помнит даже от войны до войны об их существовании. Майнос в полном смысле слова независимая республика, вассальная султану, имеющая свое законодательство, с правом даже смертной казни над своими членами, как ниже увидим. Майнос, казацкая станица в старинном значении этого слова. Казаки не платят податей, не дают солдат, но в случае войны все совершеннолетние должны идти в поход под начальством своих выборных начальников. Таков был Дон в старые времена, таковы были Волга, Яик. Правительство в виду государственных соображений было вынуждено сломить казацкую волю, то-есть потребовать от них службы даже и в мирное время и выдачи беглых, особенно крепостных людей и беглых солдат, тогда как в основании казачества именно и лежало право, что всякий волен жить на Дону или на Волге, на Яике, кто бы не пришел и [433] кто бы он ни был. Право это шло в разрез в задачей собиранья земли русской поставленной еще при Иване Калите. Два пути были перед русским народом: или оставаться в раздроби, как нынешняя Германия, Или пожертвовать самостоятельностью и Твери, и Рязани, и Новгорода, и Дона, для сплочения всего в одно целое под одною властью. Это собиранье земли русской, производилось часто не только кровавыми, но даже и не совсем позволительными мерами, — но мы можем только благодарит ваших московских Ришелье и Меттернихов за то что они сплотив нас воедино, спасли нас от участи прочих Славян, которые именно от розни своей подпали под иноземное иго. Правительство было право, но и Игнат Некраса, воровской человек, был тоже по-своему прав; и теперь, чрез полтораста лет после грустной развязки Булавинской кровавой драмы, мы можем уже протянуть руку примирения вашим одичалым братьям, забредшим к Олимпу, и почти позабывшим об нашем существовании.
...
Встали, разумеется, рано. Это было воскресенье: слышался благовест. Старообрядцы сохранили совершено особую манеру благовестить, которая мне чрезвычайно нравится по [436] своей мелодичности. В первый раз, когда я услышал такой благовест в одном беспоповском скиту, ночью, в полусне, мне показалось, что я слышу какую-то музыку...... Надо слышать самому, чтоб оценить всю прелесть нашего старинного трезвона. Кузьма отправился в церковь, как водилось в старину, то-есть без шапки.
...
Tри дня выжил я в этой хате и осмотрел все село, сколько можно было осмотреть при невозможной погоде и в отсутствии казаков. Приведу результат моих сведений собранных мною и на месте, и в Константинополе, Тульче, Измаиле, при встрече с Некрасовцами. Историю их не буду рассказывать, так как она довольно подробно изложена в исследованиях и, Соловьева 35 и Мельникова 36. О современном их быте говорится только, кажется, в одной книге, Kazaczyzna и Turcyi, приписываемой Садык-паше (Чайковскому), исполненной грубейших исторических ошибок и отличающейся полным незнанием и непониманием дела, ее говоря уже о польском взгляде на казачество, которым она пропитана. Самый важный материал для изучения быта Некрасовцев — Игнатова книга, завещание Игната Некрасы, которая хранится в восковом (?) ларце в соборной церкви в Майносе, и запись об их походах, заходящаяся там же. Но мне не удалось ни видеть эти рукописи, ни достать с них копию, так как они считаются святыней и прикоснуться к ним нельзя без позволения круга, а круг и дик, и подозрителен. Потому все что я пишу здесь, я пишу только по рассказам и по личным наблюдениям.
...
Порта, сказали мы, не мешается во внутреннее управление общин, так что в Майносе вся власть сосредотачивается в руках круга. Круг избирает атамана и есаула. Атаман — это староста, судья и представитель войска, есаул — его рассыльный. Круг, созванный не атаманом и не есаулом, считается почти бунтовским и собирается только в крайних случаях, например, для наказания атамана и т. п. О собрании круга атаман повещает казаков накануне через есаула. Есаул ходит под окнами и кричит:
— Атаманы-молодцы, не расходитесь, ее разъезжайтесь до [441] свети: а кто куда пойдет или поедет — десять левов войсковой приговор!
Бывает, впрочем, и двадцать левов, и пять левов, смотря по важности дела и по решению атамана; деньги эти идут в войсковую казну. Утром круг снова закликается:
— Атаманы-молодцы, сходитеся, собирайтеся в войсковой круг, а кто не пойдет, — десять левов войсковой приговор!
По обычаю, атаман приходит первым на круг и садится на завалинку; подле него садятся старики, прочие окружают их, хозяева впереди, а бурлаки и молодые казаки назади. Есаул становится в середину. Атаман отрывает совещание неизменною формулой: "Атаманы-молодцы, все славное войско кубанское......" и затем переходит прямо к делу, например, — "энто, как вам с Степаном Соймоновым быть, или, энто, вчера кавас 37 из Бандерова прибег с бумагой" и т. п. Изложивши все дело, атаман спрашивает: "Как рассудите, атаманы-молодцы?" и этот вопрос повторяет есаул, оборачиваясь направо и налево. Подымается говор, спор, горланы горланят, и, наконец, все-таки составляется войсковой приговор, о котором есаул докладывает атаману; атаман надевает шапку, тем дело и кончается.
...
Грабеж и разбой nе терпимы; с казаком разбойником или в селе расправляются, или выдают его Туркам. Поэтому Некрасовцы пользуются репутацией мирных и честных людей. Они даже и на войне не грабят, по завету Игната Некрасы, и это свидетельствуют все Турки, Поляки, Липованы и прочий сброд служивший с ними в последнюю войну в так — называемых турецких казаках под начальством Чайковского (Садык-паша). Турецкие [444] казаки не только грабили, но даже хвастались своим уменьем грабить, и Чайковский с гордостью рассказывал всем в Константинополе, что в его полках сохранилась традиция и поэзия казачества. Действительно, его казаки, проходя маршем мимо стада волов, умели не только украсть вола, но на ходу зарезать его, ободрать, разнять на части и спрятать в ранцах. Конокрадство разбой, насилие, все считалось и, кажется, до сих пор считается казацкою удалью в этих полках, несчастном порождении самолюбия и дикой фантазии Чайковского, который надеялся именно этим поднять Малороссию, стать для нее новым Хмельницким и сделаться вассалом Порты как независимый гетман пятнадцати миллионов воинственного племени! Как бы то ни-было, но отставные садыковские казаки, которых множество рассеяно по Турции и по Молдавии, все единогласно уверяли меня, хвастаясь своими собственными подвигами, что валяйся у Некрасовца мешки червонцев под ногами, он даже одного не возьмет, на том основании, что "у своего царя, на своей земле ничего брать не следует, и что вот если-б, они энто за границу перешли, так там бы они энто точно понажились, без греха". Поэтому в военное время Некрасовцам поручают стеречь полковую казну, гаремы, обозы, добычу и т. п., так как честность их вошла почти в пословицу и у Турок, которые шутя называют их, вместо игнат-казак, ин ат`казак, то-есть упрямый казак, с которым ничего не поделаешь.
...
К особенностям здешнего быта надо отнести и порядок, заведенный по их словам Игнатом, что казак никуда не посылается и никуда не едет один. Так на карауле, в дороге, в гостях у постороннего вы почти никогда не встретите казака без товарища. Казаки помешаны на изменниках и так боятся измены, что постоянно смотрят друг за другом и обо всякой мелочи доносят кругу. Это-то устройство, обусловливая самое существование их общины, повело впрочем к весьма печаленным результатам, а именно к их отчуждению от всего окружающего, к одичанию, а потом и к разорению. Со времен янычаров, в Турции произошло множество перемен, о которых казаки даже понятия не имеют. В Турции вводится поземельная собственность, у казаков отписывают землю, они ничего не понимают и все толкуют о царской земле. Добружские [445] Русские, боясь подпасть под власть Садык-паши, который, пользуясь тем что они называются тоже казаками, хотел подчинить их себе и образовать из Добруджи казацкую республику, отказались от казачества и выпросили себе у Порты позволение сделаться простою раей, то-есть платить подати наравне со всеми другими немусульманами; так их страшила мысль давать солдат, подчиняться атаманам выбранным под влиянием Садыка и его турецких Поляков, так не хотелось им плетей, муштрованья и планов о союзе с Доном и Уралом через посредство Малороссии и при помощи старообрядцев! Их нисколько не увлекала также панславистская пропаганда о том, что султан единственный государь, в жилах которого течет славянская кровь, и который по религии своей и по языку может быть единственно беспристрастным посредником между Славянами, так как он не принадлежит ни к одному из славянских племен в особенности, и что задача Порты в том чтобы присоединить к себе Австрию, Польшу, Малороссию, Дон и Урал, во имя славянства, а нас Русских оставить на произвол судьбы, дав нам позволение цивилизовать Якутов, Монголов и Чукчей. 38
...
Верные хранители всяких преданий, казаки по преданию в розмир храбры, ловки, отличные наездники и стрелки. Но где и когда они учатся стрелять и ездить, я не мог добиться от них. — "У нас адет такой, мы казаки, мы энто от настоящего казацкого корени идем." Движения их грациозны и легки; и моряки они отличные. На простых рыбачьих лодках, длиной сажени в две, а шириной в два аршина, ходят они артелями рыбалить в устья Дуная, в Трапезунт, в Солунь, в Смирну, рыбалят там от осеннего Димитрия (26-го октября) до весеннего Георгия (23-го апреля), стало быть всю зиму, то-есть самое бурное время года. Я видал такие артели в Босфоре и Сулине. Замечательна их организация.
...
На каждой лодке есть хозяин и с ним работник — сын, зять или наемный. Хозяин сидит на корме, работник на чердаке (на носу). Артель выбирает себе при отправлении на рыболовство атамана и затем под его надзором перевозит лодки на волах из Майноса в море, разумеется, все это после обычных молебствий, прощаний и земных поклонов. Артель держится всегда берега: уходить в открытое море на этих лодочках слишком опасно, хотя все-таки уходят верст на пятнадцать и на двадцать, когда лов подзадорит. Прибыв в назначенное место, артель, в лице атамана, снимает какой-нибудь лиман 44 у местного откупщика (в Турции все рыбные ловли на откупе), и начинает ставить невода, крючья на белугу и прочую снасть. Весь улов сдается атаману, без атамана никто не имеет права не только продавать рыбу, но даже торговаться о цене: "энто чтобы казаки цены не сбивали друг у друга. Деньги атаман хранит у себя. Кому что нужно купить — идет с атаманом, выбирает себе что нужно, атаман за него платит и отмечает на бирке сколько он взял из общей казны. Только по возвращении в село, то-есть в Егорьев день, дуванится собранная сумма. Делится она прежде всего на три равные части: первая [448] отдается на церковь, вторая — на войско, третья — на руки, за вычетом, разумеется, забранного. Также дуванится и военная добыча, буде случится, а к ней причисляется все, что казак ни добыл, даже бахшиш 45, полученный им за какую-нибудь услугу, передается походному атаману для дувана. Казаки, сколько я вообще заметил, очень мало признают личную заслугу и личное старанье, они совершенно поглощены интересами славного войска кубанского. На войне они подчиняются вполне своему походному атаману, под ведением которого состоят есаул и войсковой писарь, то-есть секретарь и летописец их деяний. Ненависть их к Садыку и вражда к Полякам, которых и они называют бунтовщиками, основывается на том, что они хотели учить их новому строю, то-есть нарушили их обычаи, а когда казаки воспротивились, то Садык-паша приказал их драть......